Так уж случилось, что в России принято подводить итоги «сильно заранее». В этот раз ажиотажа не наблюдается. И это понятно: трудно подвести итоги первого года СВО, пропетляв мимо ключевых точек конфликта. А ведь главная ценность достоверных итогов в том, что только они позволят строить достоверные прогнозы. Тем более что в феврале 2023-го планы сторон прозрачны как никогда. Казались таковыми почти до последнего дня.
Когда закончится война
Сначала о первом этапе СВО — её первых… 10 месяцах. О том, что крымский сценарий на территории Украины обречён на неудачу, бывший руководящий сотрудник ГОУ Генштаба ВС РФ полковник запаса Михаил Ходарёнок написал за три недели до начала СВО в статье «Прогнозы кровожадных политологов. О восторженных ястребах и торопливых кукушках». Где объяснил, почему «малой кровью, могучим ударом» не получится и «лёгкой прогулки» не будет. А на третий день после начала СВО статью «Крымского сценария не получится» опубликовал автор «Военного обозрения» Роман Скоморохов. В течение года эксперты, кто намеками, кто полусловом, кто цитируя иностранных коллег, этот вывод в какой-то мере «декриминализировали».
21 февраля Владимир Путин выступит с посланием Федеральному собранию. На следующий день обе палаты — сначала Госдума, затем Совет Федерации — соберутся на внеплановые заседания именно в такой очерёдности — очерёдности утверждения законопроектов. Никто не любит посыпать голову пеплом, но, подводя итоги года, необходимо чётко, на государственном уровне признать: да, надеялись защитить свою страну малой кровью. И своей. И вашей. Не удалось. Если в годовщину начала СВО страна не услышит честной оценки, доверия к власти это не прибавит. А вопрос доверия сегодня — наиважнейший. Тезис «Всё идёт по плану» и по умолчанию подразумевает, что все потери до принятия пакета законов, которые президент инициирует 21 февраля, были плановыми.
Кроме того, только признав ту ошибку, мы можем правильно оценить характер последующих событий и ту точку, в которой находимся. Характер таков. Поражение в Харьковской области в сентябре и вынужденный отход с правобережья Херсонской области в ноябре — это хвост неудачи под Киевом в феврале — марте 2022-го. Вот такой длинный хвост — в силу того, что слишком много времени заняла адекватная оценка случившегося, а меры реагирования не были комплексными.
Только в июле президент удивил общественность заявлением о том, что «мы-то по большому счёту всерьёз пока ничего и не начинали». Только тогда, летом, началось настоящее, системное наращивание мощностей и номенклатуры ВПК — с открытием новых производств, а не только «трёхсменной» эксплуатацией имеющихся. Только в сентябре была объявлена частичная мобилизация. Только в октябре, после террористической атаки на Крымский мост, началось планомерное уничтожение энергетической инфраструктуры противника. И только 10 февраля были нанесены фактически первые удары по генерирующим мощностям, а не по трансформаторам.
А вот мосты всё ещё стоят, хотя не мы, «диванные эксперты», а профильные специалисты криком кричат, по каким точкам опор, сколько ударов и какой мощности нужно нанести. Функционирующие мосты — это жизни наших солдат. Речь не только о пресловутых днепровских, но и о десятках и сотнях других, чьё уничтожение парализует противника. Существует какая-то договорённость о «правилах»? Тогда пора сдаваться.
Потому что все их «правила» в конечном счёте основаны на одном —побеждает тот, кто может бесконечно повышать ставки. Проиграл доллар против доллара у партнёра — играй ва-банк на два, проиграл два — играй на четыре и так далее: если вы играете в тупой чёт-нечет, у визави всего один доллар, а у тебя 1 000 с небольшим, ты гарантированно (математикам-теоретикам не беспокоиться) отыграешь своё и выиграешь тот единственный у партнёра. В нашем случае, по словам всеми нами любимого Алексея Арестовича, воюют «60% мировой экономики против 1,5%». Значит, нам придётся бросить на стол нечто такое из тяжёлого, хоть и не очень благородного металла, что отобьёт у партнёра желание играть ва-банк.
В том, что отобьёт, сомнений нет. Ещё в начале ноября президент и премьер-министр Польши Анджей Дуда и Матеуш Моравецкий вальяжно рассуждали о том, как им обустроить Россию, а 15 ноября на польскую зерносушилку упала украинская ракета ПВО. Владимир Зеленский потребовал от НАТО немедленно ударить по Москве. И тут, может быть впервые, тезис «Вы не понимаете, это другое» прозвучал разумно, с посылом: «Заткнись, дурак». Устами Джо Байдена:
«По предварительной информации, это опровергается. Я не хочу об этом говорить, пока мы не проведём полное расследование. Но, исходя из линии траектории, маловероятно, что она была выпущена из России. Посмотрим».
И, соответственно, обоих поляков: «На данный момент у нас нет точных доказательств того, кто запустил эту ракету» и «Польша не имеет оснований запускать процедуру применения статьи 4 Устава НАТО».
В принципе, могли ещё немного поиграть в повышение ставок. Но поджали хвосты и сели ровно.
Главный же вопрос, на который президент должен ответить 21 февраля, — что значили его слова в годовщину 80-летия завершения Сталинградской битвы:
«Мы свои танки к их границам не посылаем, но у нас есть чем ответить, и применением бронетехники дело не закончится, все должны это понимать… Современная война с Россией будет для них совсем другой».
Или более откровенно: чего мы боимся больше? Некоего политико-экономического ответа Запада на наш уничтожающий удар по врагу любыми (!) имеющимися средствами? Или дальнейших потерь, которые приведут к новым и новым волнам «частичной мобилизации»? Помним: «60% мировой экономики против 1,5%» (или 50% против 2%, неважно) означают, что та сторона может выставить полторы тысячи F-16 и полмиллиона наёмников. Да хоть миллион. С небольшим вкраплением украинцев. Для них «красная линия» (извините за это пошлое выражение) одна. Если она же существует для нас, то не побоюсь повторить ещё раз: лапки кверху.
Переходим к планам сторон на земле. Да, в январе появилась (в который раз?) надежда на то, что наступил перелом. Но только надежда. Это точка, в которой мы находимся. Для вывода о переломе оснований нет. Перелом, и то весьма условный, наступит только тогда, когда ВСУ потеряют вякую надежду на весенне-летний «контрнаступ».
Сегодня линия соприкосновения условно делится на три участка: 1. Нижний Днепр и Каховское водохранилище; 2. Запорожье и часть ДНР к западу от Донецка; 3. ДНР и ЛНР.
Попытка наступления ВСУ на первом, нижнеднепровском направлении, фронте маловероятна: у противника пока нет ни превосходства в воздухе и в артиллерии, ни достаточных средств для форсирования таких водных преград.
Попытка контрнаступления на третьем, донецко-луганском направлении, даже после получения западной бронетехники, также маловероятна. Командование противника, конечно, учитывает то, что у ВСУ нет опыта взятия штурмом (!) городов или крупных посёлков городского типа (пгт) с многоэтажной (капитальной от трёх этажей) застройкой.
Остаётся запорожское направление и очередная попытка стремительного прорыва, теперь уже не только десятков ДРГ на лёгкой броне («Хамви» и БТР), как в сентябре под Харьковом, но и массированных танковых. Возможно, противник заготовил какие-то качественные козыри в рукаве, но пока на виду только ставка на количественные: «Леопардов», «Абрамсов» и других тяжёлых машин может разово оказаться не 100—200, а 300—500 и более. Но в рамках всё той же иракско-афганской стратегии. (Если кто-то считает, что Афганистан — это только горы, он ошибается: эта страна на три четверти — степь и холмистые равнины, а в начале 2000-х американцы отважно блокировали кишлаки атаками танковых цепей.)
Обессмыслить надежды противника на контрнаступление в Запорожье можно (при той номенклатуре средств, которые ВС РФ пока себе позволяют), только выгнув линзу донецко-луганского фронта в обратную сторону — освободив всю территорию ДНР и прилегающие районы Днепропетровской и Харьковской областей Украины. Т. е. нависнув над запорожским фронтом, создав угрозу флангового удара.
А здесь сложности. Т. к. для выгибания линзы после Соледара приходится освобождать, да, полуокружённые, но хорошо укреплённые Артёмовск (Бахмут), Северск, Дзержинск (Торецк), Авдеевку, Красногоровку, Угледар. Это только первая линия. Для справки: Соледар был освобождён 12 января. Больше месяца назад. А дальше будет вторая линия: агломерация Славянск — Краматорск — Дружковка — Константиновка. Которую в 2014-м почти три месяца удерживало ополчение под командованием Игоря Стрелкова. До тех пор, пока ВСУ не форсировали Северский Донец, зашли в тыл и окружение ополчения в обеих агломерациях — этой и Лисичанско-Северодонецкой под командованием Алексея Мозгового — стало неизбежным.
Как будем окружать Славянско-Краматорскую? С юга? Ну после того, как освободим Красноармейск (Покровск) и Димитров (Мирноград)? Там, вообще-то, тоже агломерация в дюжину городов и пгт от самого Донецка. Или с севера? От Изюма? Остаётся вариант — «Ни одного моста на Днепре». По необходимости — других мостов на других реках.
Немыслимо представить, чтобы кто-то мыслил в рамках примерно такой темы: «Вроде бы не было такого в истории, чтобы по условиям перемирия одна из сторон существенно отводила войска: армейцы не поймут. Но вот бывшие партнёры подмигивают, что если выйдем на границы ЛДНР, да подвесим Харьков, а может, и возьмём его, то Зеленского убедят принять „тяжёлое, но вынужденное решение“. А болтовня про Северную и Южную Корею и „демаркационную линию“ — это так, для успокоения радикалов. Слово „линия“ — дань местной традиции. Оба государства были приняты в ООН, значит, между ними — граница». Чем-то неуловимо напоминает ситуацию с Минскими соглашениями. Во-первых, обманут. Во-вторых, поймём это не через семь лет, а сразу, как надорвёмся, выгибая линзу. Но чем тогда объяснить выбранную стратегию?
И третий раз: перелом обеспечит только готовность выдвинуть противнику ультиматум: неделя на эвакуацию ВСУ с Левобережья и особый статус для Киева и Херсона — Николаева — Одессы. Либо, в случае неготовности украинского руководства выполнить эти требования, принятие им другого варианта: эвакуация гражданского населения из зоны в радиусе 5-километров или более (специалистам виднее) вокруг мостов. Решимость добиться требований ультиматума иными средствами в случае их невыполнения — подразумевается.
Автор даже не пытается дать политическую или этическую оценку такому сценарию. Просто в четвёртый раз: или «начать всерьёз», или капитулировать с разной степенью почётности. Бонус: будем немецкое пиво пить. Альтернатива: война не только до последнего украинца, но и до последнего русского.
Наконец, есть указ президента РФ «Об основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания», а в нём пункт 17. Как можно утверждать, что мы воюем с НАТО, а цель НАТО — уничтожение России (впрочем, они сами об этом охотно говорят), и одновременно не видеть «агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства»? Ответы получим 21 февраля.
Альберт Акопян (Урумов)
